| У меня есть товарищ. Очень ко мне критичный. Очень нечувствительный к живописи. И никак не примиряющийся с этим. Особенно он не может примириться с моим утверждением, что в художественном произведении художественный смысл его не дан «в лоб». Что, мол, если видишь нарисованным на картине дуб, то это значит, что не дуб хотел художник изобразить, а дубом что-то выразить. Он это зло переиначивает: «Берёзу». И его совершенно не устраивает мой всегдашний отказ объяснить ему ту или иную картину на том основании, что это для меня в принципе проблема, что меня должно озарить, а этого иногда не случается не то, что по заказу – днями, но и месяцами, годами и десятилетиями. Когда я ему говорю, что иную картину не могут понять и столетиями, он не верит. (А я в самом деле раз читал у Панофского, что картину Дюрера «Меланхолия» не понимали веками; и что-то там он, Панофский, выдавал о ней, наконец, в своём тексте, как своё открытие. В чём открытие, я забыл. А это лишний раз убеждало моего товарища, что с живописью что-то темнят знающие люди.) |