[Петербург]. 20 ноября 1862
Здравствуй, Иван Иванович! Много мы все виноваты перед тобой, да теперь решились поправить свои ошибки и спешим заявить себя перед тобой хорошими людьми — мы пишем тебе. Слушай: писать только не о чем, Питер тот же, мы все почти теми же остались, какими ты нас знал, особенно мы с Александром Васильевичем1[...]. Оба мы опять по-прежнему оборвались на экзаменах, но вот уже навсегда; навсегда двери милосердия академического для нас затворились, да и хорошо, кажется, что они затворились, этим мы освобождены от лишних хлопот о своем благополучии. Лето нынешнее проведено мною беспутно — в Гатчине, где я, мало сказать, ничего не сделал, если не назвать делом от себя написанную двухаршинную нелепость зеленого цвета и казенного содержания2. Пора бы исправиться, и кажется, что исправление последует, я разлюбил нынче больших размеров отсебятины — принялся за маленькие, которые, пожалуй, приведут меня прямо к натуре, к этюдам, к правде. Великая вещь не зависеть от требований Академии, особенно от такой, как наша; я отныне делаюсь героем постоянной выставки, на которой постараюсь быть (нрзб.) (кстати, кланяется тебе Резанов3, который в Малороссии и, кажется, хочет ехать за границу). Живу я нынче опять у Дарьи Яковлевны4, и наша квартира представляет собой цветущий уголок Питера, если взять во внимание добродушнейшую Дарью Яковлевну, хорошенькую Анну Гавриловну5, искусство(я), и науки (Григорий Николаевич6 — сосед мой в настоящее время). Квартира наша — рай, какой может себе нарисовать петербургское воображение — с музыкой и пением (нрзб.). Нынче мы ходим на пятницы7. Пятницы — бесцветные сборища художников, не знающих, как убить время, — партии, кружки, бесхарактерный шум, иногда хороший ужин с вином и водкой — все это повергает членов общества в отуманенное состояние и приводит к тому убеждению, что у нас действительно нет искусства, иначе общество сложилось бы в другие формы, более привлекательные; так что бросается, наконец, в глаза, что у нас нет художественного общества, а есть отдельные, часто талантливые [...] спекуляторы — артисты. В Академии множество новых нелепостей — плоды досуга известных тебе членов Совета, Академия упорно отстаивает свои старые привычки, и никакие, кажется, силы не в состоянии толкнуть ее вперед. Старички наши, кажется, решились доказать миру, что искусство обязано идти позади общества и что (нрзб.) не следовало бы нарушать их мирный покой. Но, увы! Подлый прогресс неучтиво тормошит седые головы жрецов искусства, и жрецы, растерявшиеся в испуге, творят глупости. Все тебе кланяются во множестве оставленные тобой по Питеру. Приезжай скорей, бросай немцев и их [...] природу, в наш лес пошли — хорош он! До свиданья. Кланяйся Якоби и его спутнице8, пожелай им всего хорошего. Твой Джогин.
Напиши мне отдельно письмо, и тогда я опишу весь Питер и всю его жизнь. [...]
1 А.В.Гине.
2 Речь идет о картине "Вид в Гатчино", которую Джогин экспонировал на академической выставке 1862 г.
3 Резанов Виктор Михайлович (1829—?) — живописец. Пейзажист. Учился в Академии художеств. В 1862 г. получил звание классного художника третьей степени, в 1866 г. — академика.
4 Елагина Дарья Яковлевна — будущая теща Джогина.
5 Елагина Анна Семеновна — домашняя учительница, будущая жена Джогина, которую он ошибочно в этом письме называет Анной Гавриловной.
6 Г.Н.Потанин.
7 "Пятницы" или "пятницкие рисовальные вечера" (1852—1862) — устраивались сначала на квартире кого-либо из художников, затем один раз в неделю в Рисовальной школе Общества поощрения художников и позднее — в Академии художеств.
8 Якоби Валерий Иванович (1836—1902). — Окончил Академию художеств в 1861 г. и одновременно с Шишкиным уехал в качестве академического пенсионера в Германию, куда за ним последовала его гражданская жена Тюфяева Александра Николаевна (1842—1918) — писательница, выступавшая под псевдонимом Толиверова.