И.И. ШИШКИН — И.В. ШИШКИНУ И Д.Р. ШИШКИНОЙ
[Петербург. Сентябрь 1860]
Л[юбезные] Р[одители]1,
Письмо ваше получил, в котором также получил и прощение за мою леность и невнимание. Благодарю вас. Но меня удивляют ваши опасения касательно моей нравственности, вы боитесь, что, проживши в Петербурге 4 года, я переменился или даже мог испортиться нравственно. Относительно первого я действительно переменился, но не думайте, чтобы перемена эта вела к худшему — нет! Относительно второго, т. е. что я могу испортиться, я вам на это тоже скажу, что нет. Словом сказать, я все тот же, что и был и в Москве и дома, и такой же точно и здесь. Петербургская жизнь с ее мишурой и прежде на меня не производила ровно никакого действия. Но в этой же самой жизни есть великолепные стороны, которые нигде у нас в России покамест встретить нельзя, и действие их так сильно и убедительно, что невольно попадешь под их влияние, и влияние это благотворно. Не принять и не усвоить их — значит, предаться сну и неподвижности, и застою. Я вам на такие сложные вопросы отвечаю весьма коротко — видите? Я имею в виду зимой или даже и осенью еще приехать к вам, и что для меня перспектива эта весьма и весьма приятна — так там уж поговорим вволю обо всем, и я вас постараюсь разуверить в ваших опасениях.
Я вам еще, видимо, и не писал, что у нас был экзамен и что я получил золотую медаль первого достоинства, т.е. высшую, и последнюю, награду Академии. Да! Это, благодаря бога, весьма хорошо. Теперь я в Академии почти рассчитался совсем. Спасибо ей. Теперь ворота все открыты, и я свободен. Первые ворота конечно будут в Елабугу, а там уже посмотрим и за границей что поделывают. Ну да еще впереди с божьей помощью. Удивительно право, я никак не думал, чтобы могло дело так обработаться. Князь Гагарин, этот дурак — наш вице-президент — бурбон, солдат, офицер и все военные привилегии, страшно на меня зол и, как глава Академии, поставленный тоже головой, — то я и боялся, что меня поприжмет он со своими поклонниками, звездами и лентами. Но на экзамене, где потребовалась действительно голова, но только мыслящая, разумная, такой-то у Гагарина и не оказалось; только тут он и увидел, что он не на параде или на смотру или (нрзб.) у государя, а в Академии художеств — звезды, ленты, шпоры, аксельбанты и прочие гадости оказались тут бессильны — ум здравый и светлый взгляд на вещи и неподкупная честность одержали верх над тупоумием и бездарностью и, если хотите, наглостью. Качества вообще всех военных.
Нынче экзамен был с баллотировкой, тут ничего не поделаешь; большинство голосов и сила убеждений и правота одержали верх, но все-таки я своими вещами, за которые получил медаль, недоволен. [...]
1 Вверху письма приписка: "об окончании Акад[емии]".