Дюс[сельдорф]. 26 окт[ября] 1864
Любезнейший Волкач,
Сию минуту получил твое и милейшего Джогина письма — рад несказанно, что я еще не совсем пропал. Сейчас же отправил письмо в Бернское посольство. Все эти путаницы не что иное, как наша беспечность и нерадение.
Во што, я тебе предоставляю распорядиться моими вещами, как своими собственными. Возьми, если можно, ящик у Иванова, раскупори его, пересмотри все, и что найдешь — можешь распоряжаться по своему благоусмотрению, но дело в том, что там едва ли что найдешь такое, которое бы можно было сбыть, там большей частью вещи такого рода, я тебе напишу регистр моих вещей в ящике:
Этюдов на картоне |
55
|
Этюдов на холсте |
17 |
— на бумаге |
39 |
Рисунков |
32 |
Фотографий |
72 |
Гравюр |
82 |
Литографий |
12 |
Еще рисунков |
17 |
и проч. и проч. хлам, который, надеюсь, будет сохранен до моего приезда. У Быкова, кроме этюдов, есть еще 2 больших литографии, 1 рисунок коров — я не знаю, что он с моими этюдами хочет сделать? А картину вы видели, дрянь страшная, из рук вон скверная. Он обещается ее продать другому. Хорошо бы он сделал, если бы продал.
Джогину скажи пребольшое спасибо за его письмо, и как только мало-мальски поправлюсь, соберусь с духом, то и буду писать, а теперь кланяюсь ему и его женке.
А ты, брат, пиши, пожалуйста, как твои делишки на выставке и вообще как выставка и проч. Письма ваши доставляют большое удовольствие для всех нас здесь обретающихся, мы их читаем, как газеты, и малейшее какое-нибудь известие передается из уст в уста, и это составляет насущную пищу нашему воображению и проч.
Да вот что еще, не приехал ли в Питер Самойлов (молодой), архитектор, у которого 2 рисунка пером и еще что-то, и если ты его увидишь как-нибудь, то можешь спросить у него их и можешь продать, если подойдет такая статья. А теперь прощай, будь здоров и писать не ленись.
Твой Иван Шиш[кин].
Видишь, я тебе письмо франкирую.