Цюрих. 8 марта 1864
Любезнейший Волкач!
Буду теперь стараться писать письма, а то ведь и правда, что я сам не разберу, чему не раз были опыты. Я тебе вчера только что послал письмо, но не знаю, что из него ты поймешь, когда я кончил его, то подумал — пожалуй, ничего не разберет, что называется, катал... Я в нем писал, что здесь повторю: фотографии я послал, но дело вот в чем: они не франкированы — здесь [...] не знают, что стоит доставка до Петербурга и потому не берут ничего, и я принужден был отправить не франкируя, адрес в контору Академии, я думаю, там заплатят? Все-таки лучше было бы если ты сходишь к Зворскому [Василию Кирилловичу] и объяснишь ему (конечно, заяви поклон от меня) эту историю. Пусть запишут полный счет, что ли. У него же можешь и спросить фотографии, посмотреть. Я было ему хотел писать письмо, но, по правде сказать, писать к чиновнику, черт знает — как-то лень. Ну сам знаешь — лучше, если и обойдется и так. Попрошу тебя, пиши сейчас же. Обо всем. Ругать станут, пиши, что ругают, ну, словом, всю правду. За карточку большое спасибо, а постарел, брат, ты [...].
Начал я писать что [-то] больно четко и убористо, что-то я настрочу. Да поболтаем малую толику о мастерской в Дубках; что можно ли надеяться, что Штейнбок1 даст земли под нее? Конечно, даром, а ведь славная была бы вещь построить ее, я думаю, не очень дорого будет стоить, конечно, самую простую, из барочного леса (только дыры на бревнах непременно прежде всего заколотить, а то мы с Джогиным знаем, что такое эти дыры) и без всяких вычур.
План мне здесь начертят для примера, а на деле сами придумаем, пожалуй, и лучше. Ты, я думаю, помнишь, как-то в Дубках же был у нас конкурс на подобную мастерскую, получили медаль тогда за проект я и Джогин. Теперь, бог даст, опять сделаем конкурс. Деньжонок малую толику можно из Академии потягнуть, неужели откажет? Да вот беда, не выселились ли крестьяне из деревушки, в которой они живали? Я что-то помню, был разговор об этом. Это будет очень плохо, тогда трудно будет доставать скот. Да еще интересно знать, ходит ли пароход до Лисьего Носа? На Лахту ходит, я знаю. Вещь, я думаю, будет весьма полезная, как находит это Джогин?
Шут тебя знает, говоришь, что нечего писать — так вот же я тебе задаю несколько вопросов. Отчего ты не написал о Бочарове2 ничего, он делал выставку из своих вещей? Где и что делает Резанов? Горавский3, Суходольский, словом весь пейзажный мир, ты никогда ничего не упомянешь, а ведь это, согласись сам, очень интересно. Что делает Боголюбов? Куда он идет? Я тебе уже не раз задавал вопросы, и ты никогда не отвечаешь [...]. А ты, брат, сначала на вопросы-то ответь [...]. Не пишешь также ничего, нарисовал ли к статье Подъячева рисунок и какой или нет. Эдакая голова ты, право. А насчет моего возвращения в Россию и сам не знаю, когда это будет, и все зависит от Академии. Я в отчете прошу еще на год, чтоб год, который я пробыл в России, причислить к трехлетнему путешествию по России. Черт знает, хотя я и прошу этого, а на душе-то совсем другое, так бы сейчас и полетел к вам — и гораздо бы лучше было, если бы лишний год в России, а как подумаешь, разведешь руками. Так и покоришься необходимости. Вы же скажете после — вот, гляди на него, на этого урода, был за границей, а в Париже-то и не был, а без этого, что за человек, так — плюнуть и только. А уж об Италии я и не говорю, будут мне упреки и ужасы — как, вы были за границей? И не были в Италии — стыдитесь, М[илостивый] г[осударь], а еще пейзажист художник. Ай, аяй, яй, — а в Италию-то я все-таки не поеду, хоть бы и возможность была — не люблю отчего я ее, больно уж сладкая.
А меня что-то страх берет не на шутку явиться в Питер, черт знает, ведь у меня почти ничего нет, картина, которую я скоро пошлю, швах, зер швах, а по-русски — пакость. Да и фотографии того. Да, главное, Совет, пожалуй, это примет за шутку, что, дескать, он нам присылает фотографии, а не картины и не этюды. Что он такой-сякой, подлец эдакой, что он там делает.
Ты, брат, пиши, все сначала узнай, как и что, а потом и катай письмо ко мне, а мое-то перед собой все-таки держи и отвечай на пункты. А затем прощай, кланяйся всем. Твой Шишкин.
Когда едет в Малороссию Джогин? Пожелай ему от меня и Анне Гавриловне счастливого пути. Эдакий Джога счастливец! А как бы я его желал видеть, право, я думаю, ведь он переменился не так-то? Что бы ему прислать карточку? Попроси-ка, брат, у него, и я ему пришлю взамен. Ну, брат, накатал же я тебе письмо такое длинное, длинное, а все от того, что вечер и ничего не делаю по вечерам вот уже больше месяца. Скука страшная. (Погода здесь, лето).
1 Граф Стенбок-Фермор Юлий Иванович (1812—1878) — действительный член (с 1857) и почетный член (с 1871) Академии художеств. Президент департамента уделов. Шишкин, как и некоторые другие ученики Академии, называл его Штейнбоком.
2 Бочаров Михаил Ильич (1831—1895) — живописец. Пейзажист и театральный художник. Учился в Московском училище живописи и ваяния и в Академии художеств у С.М.Воробьева. В 1857 г. получил звание классного художника третьей степени. На академической выставке 1863 г. экспонировалось семь его пейзажей, виды Италии и Швейцарии, за которые он был признан академиком.
3 Горавский Аполлинарий Гиляриевич (1833—1900) — живописец. Пейзажист, портретист, автор исторических картин. Учился в Академии художеств (с 1850). В 1854 г. получил звание художника третьей степени, в 1861 г. — академика.